Черниговское Высшее Военное Авиационное Училище Летчиков Освоение самолета МиГ-23
Знаменитый фотомонтаж Д.Байнетова (выпускник ЧВВАУЛ 1950) МиГ-23. Тот самый МиГ-23С, на том самом аэродроме Певцы, о котором идет речь.
Вспоминает Золотарев Валерий Васильевич выпускник 1979 года. Освоил самолеты Як-18, Ан-2, PZL-104 Wilga, L-39, МиГ-23 разных модификаций, МиГ-29 и несколько типов планеров. Имеет общий налет 2227 часов и более 800 прыжков с парашютом. Военный летчик I класса. С августа 1987 г. по сентябрь 1988 г. принимал участие в боевых действиях в Афганистане. Награжден двумя орденами Красной Звезды и пятью медалями. Являлся кандидатом в отряд космонавтов Украины. Ныне - в запасе.
________________________________________________
Известно, что Черниговское ВВАУЛ всегда отличалось тем, что его летно-педагогический состав смело экспериментировал и внедрял новейшие методики обучения профессии воздушного бойца. Без излишней помпезности и рекламы курсанты осваивали самую передовую авиационную технику. Именно ЧВВАУЛ первому было доверено обучение курсантов на реактивных самолетах: L-29 "Альбатрос", МиГ-15, МиГ-17, МиГ-21 и L-39 "Дельфин". Программа постоянно совершенствовалась и усложнялась.
Нашему набору (1975 г.) уже на первом курсе посчастливилось выполнять на L-39 сложный пилотаж, полеты ночью, отрабатывать элементы фотострельбы и фотобомбометания, ввод и вывод из нормального штопора, отработку посадки с задросселированным двигателем (для имитации полностью остановленного двигателя приходилось выпускать тормозные щитки).
Запомнились и полеты на потолок: с инструктором Григорием Васильевичем Лопатко мы набрали 11570 м, а в самостоятельном полете я забрался аж на 12150 м. Некоторые курсанты даже умудрялись выйти на 13000 м, за что их нещадно "пороли", т. к. на 12000 м начиналось ограничение по катапультному креслу ВС-1 БРИ.
На последующих курсах мы уже практиковались в перебазировании на другие аэродромы, вели "воздушные бои" и т. д. Военные летчики согласятся, что это хороший уровень подготовки, почти фантастический для сегодняшних выпускников. Стоит отметить и эксперимент по экспресс-подготовке летчиков-истребителей на случай войны, когда со 2-го курса осваивали МиГ-21. Причем, качество выполнения полетных заданий было хорошим.
Так что не случайно Черниговскому училищу поручили разработку и освоение программы летной подготовки курсантов 3-го и 4-го курсов на "перспективном фронтовом самолете-истребителе с крылом изменяемой стреловидности", а проще - на МиГ-23С. Именно с этой модификации автор начал летать на МиГ-23 - самолете, прославившемся в ратном труде, но незаслуженно и огульно преданном критике со стороны тех, кто не эксплуатировал его вообще или очень мало эксплуатировал только ранние модификации, и не знает, насколько надежна и неприхотлива эта машина в экстремальных, боевых условиях. (Эдакие боксеры-заочники: "Летать - не летал, но рассказать могу!"). Но все по порядку...
В 1976 г летчики управления училища и учебного авиаполка начали практическое переучивание на МиГ-23С, которые поступили из боевого ИАП, базировавшегося в г. Щучин. На следующий год к освоению этого самолета приступили 9 человек из экспериментальной группы 3-го курса, в т. ч. Валерий Ластовский, Владимир Алешин и Валерий Рудой. Они стали первыми в мире курсантами, вылетевшими самостоятельно на истребителе с изменяемой геометрией крыла. Инструктором этих ребят был м-р летчик 1-го класса В. Веревкин. Курсанты выполнили около 10 самостоятельных полетов и подтвердили правильность выбранной методики обучения.
Следует отметить, что поначалу в строевых частях на "двадцать третий" переучивали летчиков, имеющих только 1-й и 2-й классы. Сам МиГ-23С имел много особенностей в управлении на взлете и особенно на посадке. После выпуска шасси и закрылков он становился очень строгим в пилотировании. Управлять им приходилось очень точно и плавно, почти ежесекундно триммируя самолет в трех плоскостях, не допуская при этом ухода "шарика" указателя скольжения более чем на четверть диаметра.
Поначалу было даже страшновато. Особенно неуютно становилось при выполнении, казалось бы, простейших элементов: выпуска шасси, закрылков, разворота со снижением при вертикальной скорости 2-3 м/с и крене не более 30°! А на выравнивании и перед касанием возникало чувство, словно балансируешь на острие иглы. Инструкторы шутили: "Будто дергаешь тигра за хвост - и страшно, и смешно!".
В начале 1978 г парк самолетов ЧВВАУЛ пополнился переданными из Староконстантинова МиГ-23 "изделие 71 г.". Для летчиков с малым опытом эта модификация оставалась сложной машиной, к тому же поступившие самолеты были весьма "заезжены" в боевом полку. Тем не менее, эксперимент в Черниговском училище продолжался, и в том же году, 3 мая, приступили к вывозным полетам 30 курсантов 3-го курса. Среди них был и я.
К тому времени каждый из нас налетал на УТС около 90 часов. Тут надо отметить один нюанс: большинство летали на L-39, но некоторые на L-29, причем приборное оборудование "Дельфина" было близко к МиГ-23, но профиль посадки соответствовал МиГ-211, а у "Альбатроса" - все наоборот! Поэтому, чтобы дать курсантам, летавшим на L-39, представление о профиле посадки "двадцать третьего", была проведена специальная программа, в ходе которой они выполняли заход и посадку с закрылками, выпущенными во взлетное положение (25°), а затем с убранными вообще. Только после этого начались вывозные полеты на МиГ-23УБ.
Интересный факт: летчики-инструкторы, недавно переучившиеся с МиГ-21, по привычке держали на МиГ-23 несколько повышенную посадочную скорость на всей глиссаде вплоть до касания ВПП и, естественно, этому же профилю обучали курсантов. Вероятно, боясь посадки до полосы, над ближним приводом была установлена контрольная скорость 310-320 км/ч вместо положенных 290-300 км/ч. А ранние версии МиГ-23, до "М" включительно, не любили большие скорости на предпосадочном планировании и на посадке. Это было в некоторой степени опасно и приводило, как минимум, к посадке с перелетом.
Для начинающих летчиков положение усугублялось хронической болезнью этих модификаций "двадцать третьего", имя которой - "козел". Пилоты 1-2 классов, как правило, уверенно "лечили" эту хворь хорошей техникой пилотирования, а у молодых самолет то и дело взбрыкивал.
Потихоньку стали "скакать" и машины, пилотируемые курсантами ЧВВАУЛ. Но что такое настоящий "КОЗЕЛ" в исполнении МиГ-23, в училище узнали 27 июля 1978 г. Была пятница, на учебном аэродроме Певцы шли обычные полеты. Во второй половине дня место в кабине самолета с бортовым номером "75" занял сержант Золотарев, тобишь ваш покорный слуга.
Это был мой одиннадцатый самостоятельный вылет на МиГ-23. Практически сразу стало понятно, что на самолете плохо работает САУ, но должного впечатления этот факт на меня не произвел - ведь в тот день три курсанта на этом борту уже отлетали. И потом, на наших МиГах постоянно что-то отказывало, а РЛС на них вообще не работали, более того, многие блоки станций были демонтированы и заменены еще в боевом полку весовыми компенсаторами, если так можно назвать всевозможный металлолом, который техники загружали в отсеки радаров. На этой машине они использовали старые токарные резцы, причем, не очень усердствовали с подбором нужной массы, и в итоге балласт получился на 20 кг легче требуемого. Но это выяснилось потом, а пока после успешного выполнения задания в пилотажной зоне я стал выполнять посадку.
Перед самым касанием ВПП, при положении РУДа на ЗМГ, ручка управления резко пошла назад. Я воспринял это как отказ САУ, отключил автоматику и, парируя кабрирование, резко дал ручку вперед. После этого МиГ-23 начал "козлить" и управлялся почти как танк. Скачок - нос самолета вверх - ручка от себя до упора. Нос вниз - ручка на себя, снова до упора... Тангаж колебался в пределах ±5-15°. Крен парировался, в основном, энергичной работой ног, т. е. рулем поворота. Интерцепторы были неэффективны. Во время очередного прыжка, когда самолет поднялся метров на 5, по команде РП я выпустил тормозной парашют.
Минимальная скорость, какую отметил, составляла 230 км/ч. Самолет вяло, но управлялся. Энергично работая педалями, выбрав ручку на себя до упора, попытался без кренов и скольжения досадить машину. Казалось, МиГ сейчас ударится о бетон, и от него в лучшем случае отвалятся все стойки шасси. Но за мгновение до касания полосы я сунул РУД вперед до "максимала". И, дай Бог, здоровья конструкторам Р-27Ф2-300 - двигатель, рявкнув, погасил громадную вертикальную скорость! Самолет не очень сильно приложился сложенным подфюзеляжным гребнем к бетонке.
Наблюдавшие со стороны говорили потом, что это напоминало касание громадного точильного круга, высекшего сноп искр. Затем машина плюхнулась на все три колеса (с незначительным опережением на основные) и с небольшим скольжением сошла на грунт. Как говорится: "Самолет цел, летчик жив - посадка удалась!"
Расследование установило, что произошел прогрессирующий "козел", чему способствовали: повышенная посадочная скорость, попутный ветер до 7 м/с, высокая температура наружного воздуха, отказ САУ, преступная халатность инженерно-технического состава и, конечно же, недоученность летчика. Когда на совете училища один из членов комиссии по расследованию ОПЛП летчик-испытатель (он курировал программу обучения курсантов на МиГ-23) спросил меня, как сообразил, что на малой скорости самолет хорошо управляется по крену педалями, и тем более догадался вывести обороты на "максимал"? Почему в конце концов не катапультировался?
Я честно ответил, что сработали приобретенные до училища навыки. Летая в ДОСААФ на Як-18, приходилось выполнять т. н. "штопорный переворот", и машина при этом, в основном, управлялась педалями, а если требовалось погасить на выравнивании большую вертикальную скорость - самолет следовало "поддуть", добавив газу. Что касается третьего вопроса, то мой ответ был трагически прост: "Забыл...".
Воистину, более чем справедлива расхожая среди летчиков-инструкторов шутка: "Курсанта, знающего, что он не умеет летать и летит самостоятельно, надо представлять к званию Героя Советского Союза. Инструктор, ведающий о способностях своего ученика и выпускающий его самостоятельно, достоин быть дважды Героем".
Через неделю, когда после серии контрольных полетов на "спарке" "козлист" № 1 успешно летал самостоятельно, при фатально схожих обстоятельствах (тоже пятница, "попутняк" 5-7 м/с, жара, повышенная посадочная скорость...) в училище произошло второе аналогичное происшествие. Его спровоцировал серьезный отказ техники - в конечной фазе выравнивания самопроизвольно убрались закрылки! "Козел" получился полускоростной и мог закончиться трагически: самолет скакал повыше, да и вертикальная скорость оказалась поболее.
На третьем прыжке, когда МиГ с выпущенным тормозным парашютом скользнул на крыло, курсант Н. Николенко принял первое "единственно грамотное" решение - катапультироваться. Бросив ручку управления, он "мужественно" закрыл глаза и потянул держки кресла. Раздался выстрел пиропатронов, сбросивших фонарь, и курсант инстинктивно прекратил тянуть держки (не потому ли иногда в катастрофических ситуациях летчикам не хватает 1-2 секунд).
Затем он открыл глаза и принял второе "единственно грамотное" решение - не катапультироваться! За это время самолет снесло на грунт и притерло. Продвинувшись еще метров 50, он остановился: без передней стойки, с подломленными . основными, весь истекающий гидрашкой, будто в агонии, жадно глотающий воздухозаборниками работающего на малом газу двигателя траву, кустики полыни и всю прочую растительность.
Николенко, видя необязательность своего присутствия в кабине "МиГаря", бодро отстегнул привязную систему и по всем правилам аварийного покидания самолета на земле перемахнул через лобовое стекло. Бросившись бежать от машины, он некоторое расстояние преодолел на корточках, а потом понесся со скоростью, напоминавшей перемещения героев немого кино. Дальше - больше.
Подбежавшие к лежащему самолету курсанты, техники, инструкторы (причем, техники и курсанты с огнетушителями), увидев взведенное кресло, работающий двигатель, подозрительные дымки за соплом и в районе 4-го бака, с такой же скоростью устремились прочь, справедливо опасаясь взрыва. Так бы оно, наверное, и случилось, не подоспей инженер полка подполковник Королев - человек, познавший цену жизни под американскими бомбежками во Вьетнаме, который выключил двигатель.
Комиссия по расследованию сначала не поверила, что закрылки могли убраться самопроизвольно. Курсанта принялись терзать объяснительными, но пока он страдал, самолет все же поставили на "козелки" и стали гонять. Отказ проявился только на второй сотне "выпусков-уборки" закрылков. Они полностью убрались на 37 секунде после нажатия кнопки в режим "посадка"!
Следует отметить, что в целом конструкция МиГ-23 достойно перенесла оба происшествия. В первом случае на самолете был поврежден подкос правой стойки шасси и оторвана поворотная часть подфюзеляжного гребня. Машину восстановили, но дальше эксплуатировать не стали. На ней сделали один полет по кругу, а затем поставили на площадку музея авиационной техники Черниговского ВВАУЛ. Самолет получил другой бортовой номер - "01", с которым он красуется и по сей день. Во втором случае МиГ тоже отремонтировали, но поднять его в воздух не рискнули: самолет был "облетан" методом "обруливания". Такая настойчивость вернуть после аварии самолет в строй объясняется просто. Если его удавалось восстановить в самой части и хотя бы "облегать методом обруливания", то инцидент считался не летным происшествием, а всего лишь опасной предпосылкой к нему, что существенно смягчало неблагоприятные последствия для командиров.
Однако наши курсанты не ограничились двумя попытками испытания МиГа на прочность. В это трудно поверить, но в очередную пятницу... Далее, как вы уже догадываетесь: при попутном ветре 5-7 м/с, повышенной температуре наружного воздуха и скорости планирования на 30 км/ч больше... Автором третьего печально знаменитого "козла" стал курсант 3-го курса Васильчишин Женя, которому просто чудом удалось пережить это приземление. После касания ВПП с малым посадочным углом летчик "ткнул" передним колесом, желая прижать самолет к полосе. В этот момент дожались закрылки (выпуск закрылков на МиГ-23 осуществлялся автоматикой, увеличивавшей угол их отклонения при уменьшении скорости полета) и машина, как мячик, отскочила от бетонки.
Последовали спешные команды РП: "Парашют!!!... Задержи!... Обороты!". С выпущенным тормозным парашютом, на оборотах около 80% "номинала", самолет подпрыгнул вровень КПД (это примерно 5-й этаж!) и на мгновение будто завис на больших углах атаки, жутко покачиваясь с крыла на крыло. РП дал единственно верную команду: "Форсаж!". Самолет свалился вправо практически синхронно с включением ПФ. Полный форсаж смягчил удар о грунт, который пришелся на правую плоскость и стойки шасси.
Но все же встреча с землей была слишком жесткой: фюзеляж деформировался, двигатель начал разрушаться, возник пожар. Самолет прополз еще полсотни метров и остановился. От сильнейшего удара летчик получил компрессионный перелом позвоночника. Однако беда одна не ходит. Когда Женя сбросил аварийно заклинивший фонарь, тот подлетел вверх и затем упал на кабину уже застывшего на месте МиГа, задев при этом ЗШ курсанта. Выбраться из горящего самолета Васильчишин был не в состоянии, и от верной гибели его спас командир полка п-к Барановский. Человек громадной физической силы, мужественный и добрый, всегда по-отцовски относившийся к курсантам, он вытащил из огня своего подопечного.
После госпиталя Евгения комиссовали. В дальнейшем он окончил педагогический институт и работал учителем, а затем директором школы во Львове.
Эти случаи с курсантами Черниговского училища убедительно доказали, что рекомендуемый Инструкцией летчику выпуск тормозного парашюта как способ борьбы с прогрессирующим "козлением" является совсем негодным средством. Однако противоядие от этой беды МиГ-23 было найдено. Как все великое, оно оказалось простым: в случае начала "козления" летчику следовало вывести обороты двигателя на "максимал" или включить форсаж. Мощный двигатель, имевший удивительнейшую приемистость (от "ЗМГ" до "МАКС" он разгонялся за 5-6 с, а от "ПМГ" - еще быстрее), просто играючи прекращал прыжки и позволял увести самолет на второй круг.
Включать "ПФ" можно было смело, не бояться "провала" тяги, что характерно для МиГ-21 и в меньшей степени для МиГ-29. На всех модификациях МиГ-23 створки форсажной камеры открывались только после полного розжига форсажа и увеличения тяги до максимально возможной.
МиГ-23МЛ и МЛД загнать в "козел" было уже трудно, а если самолет по вине летчика и попадал в этот опасный режим, то он легко, без сложных последствий, выходил из него. В качестве иллюстрации можно привести уникальный случай, произошедший на аэродроме Озерное в середине 80-х гг. При посадке МиГ-23МЛ коснулся ВПП на значительно повышенной скорости, после чего последовала еще целая серия грубых ошибок летчика. В результате истребитель вошел в прогрессирующий, нескоростной "козел" с очень большой амплитудой прыжков, которые длились 7 с (согласно данным объективного контроля). Самолет опускался на полосу с настолько большими углами тангажа, что от касания о бетон был изогнут ПВД. Но когда машина самостоятельно остановилась и ее осмотрели, выяснилось, что этим повреждения и ограничились!
